Петр Абрамович уже второй год терпел мои изъяны. Проявлялись они в основном в необходимости освобождать меня на спортивные сборы. С некоторых пор я стал делать успехи в борьбе самбо. Сослуживцы этим гордились, но когда я пропадал на двадцать дней для подготовки к первенству Советского Союза, то ничего, кроме изжоги у них это не вызывало.
– Кто же за тебя работать будет, Коля? – спрашивал Петр Абрамович.
Я говорил, что наверстаю потом, буду работать вечерами и всякую другую ерунду. Не отпустить он не мог, потому что большой спорт тогда был государственной политикой. А именно в большой спорт я тогда уже врывался. Мне было восемнадцать лет, когда я вошел в сборную команду СССР по молодежи. И Петр Абрамович отпускал. Приехав с соревнований, я с горящими глазами бросался на работу, но довольно быстро остывал и в курилках, узнав про новый итальянский фильм, искал способ улизнуть пораньше с работы, чтобы перед лекциями успеть забежать в кино. Способ был найден. Простой и гениальный. Обычно мы оставляли верхнюю одежду в гардеробе. Но была вешалка и в лаборатории, для тех кто не жалея себя оставался работать до позднего вечера и не хотел связываться с гардеробом. Повзрослев, я сообразил, что принеся второе старенькое пальто и повесив его в лаборатории, я создам иллюзию трудового порыва, и если меня не будет рядом, то все будут думать, что я бегаю по институту и ищу дефицитную деталь для новой схемы.
Был месяц май. Дул холодный невский ветер. Я свалил с работы в три, сходил в кино, потом в техникум и, прогулявшись по Невскому в модном плаще типа «болонья», пришел домой насладиться перед сном музыкой Чарли Паркера. Когда я утопал в неге, раздался телефонный звонок. «Коля, тебя Петр Абрамович», – сказала мама. «Слушаю Вас, Петр Абрамович», – бодро ответил я. «Коля, я думал ты еще в институте. Как же ты в такой холод ушел без пальто?» «Мы, мы», – замычал я, потому что не знал, что сказать. Я покраснел от напряжения. Мне стало стыдно. Пожалуй, в первый раз.
Гений дзюдо
Моим тренерам по борьбе самбо Александру Массарскому, Ивану Смирнову, Анатолию Рахлину и Владимиру Малаховскому.
Осенью 1961 года в свои четырнадцать лет я имел довольно жалкий вид перекормленного макаронами подростка. Мои занятия плаванием, футболом и баскетболом носили эпизодический характер и влияние на мой растущий организм и вылезающие из него руки и ноги не оказывали никакого. Генетический код, видимо, еще не проснулся или был забит и запуган образом жизни и предостерегающими возгласами каждое утро вылетающими из репродуктора: «Говорит Москва. Московское время шесть часов тридцать минут. Начинаем утреннюю гимнастику. И… переходите к водным процедурам». В нашей семье поднимался хохот. Папа демонстративно делал упражнения, назидательно предлагаемые диктором, его передразнивала мама и все, конечно, заставляли физически развиваться меня, чтобы я рос крепким и стройным. Но, видимо, от раздражающих звуков пианино, несшихся из радиорепродуктора, у меня рос животик, и макароны откладывались складками на щеках, боках и попе. Но больше меня беспокоили дружки из нашей шайки. Они никак не хотели отпускать меня на свободу. Подлавливали, запугивали, били. Я твердо решил от шайки отколоться. Я уже вдохнул нормальной трудовой жизни, и она мне нравилась. Теперь нужно было найти способ защиты от назойливых дружков. Я решил драться с ними за свободу до последней кровянки и пошел в секцию бокса «Динамо». На первой же тренировке тренер Кусикьянц поставил меня в пару с пацаном-разрядником, и тот с наслаждением сломал мне нос. В раздевалке, которая была общей для боксеров, штангистов и борцов, я столкнулся нос к носу с парнем, который приходил к отцу в гараж на Петровском острове. Он тоже был шофером и, как оказалось, занимался в «Динамо» борьбой самбо. Звали его Игорь Андронников. Он поволок меня показывать своему тренеру Александру Чернигину. Чернигин, низенький коренастый мужик, облаченный в куртку самбо синего цвета, посмотрел на меня и спросил, сколько раз я подтягиваюсь. Я сказал, что не знаю. «Иди, подтянись», – показал он на шведскую стенку. Я подтянулся три раза и повис.
Конец ознакомительного фрагмента.